August 21, 2024
Венеция. Карнавал.
Февральское солнце просачивалось сквозь горизонтальные планки оконных ставен, быстро и настойчиво заполняя своими утренними лучами пространство прохладной небольшой спальной комнаты старого венецианского особняка, переделанного лет сто назад в дорогую и не очень уютную гостиницу.
Светлые лучики крались по потолку, по стенам, по небрежно разбросанной одежде, нежно и легко цепляя ресницы прикрытых глаз двух спящих людей.
Алик проснулся первым, легко поднялся и, в прекрасном расположении духа, подошел к балконным дверям и распахнул их, впустив в комнату сыроватую свежесть городского утра. Вид с балкона был чудным. «Дашенька, милая, просыпайся .Там, вон там…» — показал он вытянутой в театральном жесте рукой не желающей просыпаться жене — «Венеция»…
Тосты с медом, грейпфрутовый чуть горьковатый сок, маленькая чашка эспрессо, и молодая супружеская пара влилась в потоки карнавального веселья. Причудливые маленькие каменные мостики через многочисленные каналы, песни гондольеров, яркие бордовые и синие скатерти на столах уличных кафе, карнавальные маски на лицах, туристов, с самого утра заполняющих узкие улочки города, потёртые формы средневековья, улыбки, кьянти, кофе, уличные милые кукольные театры — всё это невидимыми волшебными нитями сшивалось в одно целое пронзительное волшебство. Оно, как смерч, поднимало чувственность людей в серое февральское небо и кружило над землёй, не выпуская их из своего нутра до глубокой ночи. Первые два ознакомительных дня пребывания свернулись в одно мгновение.
2.
На третий день Алик, выпивая очередную порцию кофе, напомнил жене: «Даш, сегодня вечером у нас официальный приём. Пьер Карло ждёт нас в ресторане. К семи мы обязаны быть там».
Пьер Карло, модный итальянец и сноб, владевший несколькими фабриками производства чего-то, раз в два года приглашал в Венецию на время карнавала представителей его бизнеса из бывших республик Советского Союза. И всегда с шиком. В этот раз гости были приглашены на ужин в замечательное место, самый старый ресторан Венеции «Квадри», расположенный в одном из зданий на площади Сан-Марко. Сама площадь, возможно, самая красивая архитектура в мире, заслуженно являясь символом города, поражала своей красотой и историей.
Вскоре они вместе с другими гостями зашли в ресторан, и расселись по местам, заранее расписанным хозяином вечера. Приглашенных было человек тридцать. Слева от Алика присела Даша, справа от него расположились дама средних лет и мужчина в смокинге. После короткой приветственной речи Пьера Карло все выпили лёгкое белое вино из красивых высоких бокалов, и перешли к закускам. Салатики, сырочки, морепродукты. Кто-то выступил с ответным тостом, и все искренне поддержали его аплодисментами. И опять немного вина и вкусной еды. На расписанных вручную плоских тарелочках были поданы фирменные поджаренные ломтики чёрного хлеба с фирменными анчоусами , взбрызнутые укропным соусом. Потом вынесли большие блюда с осьминогами, приправленных пантеллерийскими каперсами и дольками лимона. Глаза голодных гостей подёрнулись плотным туманом вожделения. Послышался первый нежный серебряный перезвон столовых приборов. Тихие разговоры и шуршанье одежды становились всё смелее и громче. Официанты не останавливались. В красивых белых вытянутых фарфоровых лодочках, светился, аккуратно уложенный, рыбный тартар из австралийского тунца, украшенный веточками петрушки. На столах появились свёрнутые калачиком, тончайшие слои пармской ветчины, нежная и влажная моцарелла на горячей помидорной мякоти с орегоном из Калабрии
«Что случилось?», – Даша заметила внезапно помрачневшее лицо мужа.
«Что-то неважно себя почувствовал». Сырая венецианская погода давала себя знать. В горле запершило, из носа потекло, появились неприятные ощущения от начинающейся головной боли. Все признаки простуды.
«Даша, какие-нибудь таблетки есть у тебя в сумочке?»
«Нет ничего, как назло!» — ответила с сожалением девушка.
Алик расстроился.
«Может, выпьешь?» — предложила супруга и протянула свой недопитый бокал с вином.
«Кто же простуду лечит холодным вином?» – разозлился Алик
«Но ведь ты же видишь, ни водки, ни коньяка на столе нет», — шёпотом убеждала Даша.
«Ты права». Алик допил вино из бокала супруги, но невесть откуда взявшийся официант сразу же долил «Gaja and rey» в оба бокала. Алик, не раздумывая, их опустошил. Он вино не любил. Но в данном случае, сморщившись, проглотил его, как настой валерианы. Почувствовав некоторое облегчение, Алик решил попробовать перевязанный винтажной бечевкой качокавалло. Потом отложил в сторону вилку и нож и сильно в нос сказал: «Или мы уходим, или надо мне выпить водки». Даша, миловидная стройная девушка двадцати пяти лет, не очень любила большие и шумные компании. Но если уж и попадала в таковые, старалась вести себя тихо и незаметно или покидала их вовсе. Но сегодня ей уходить совсем не хотелось, всё было так волшебно. «Да, пожалуй, выпей водки». И осмотревшись по сторонам, шёпотом спросила: «А где же её взять? На столе не вижу ».
3
Алик жестом позвал официанта. Пользуясь вполне приличным запасом итальянских слов, которые прилежно выучил перед поездкой, он попросил молодого человека в униформе принести водки. Тот ушел и вернулся через минут пять с большим металлическим ведром, набитым под завязку колотым льдом, на самой вершине которого одиноко красовалась высокая хрустальная стопка с водкой.
«Это что такое?» – испугался Алик неожиданному натюрморту, тем более, что такая торжественная подача ста граммов белой жидкости привлекла внимание всех гостей. Алику стало неловко, но деваться было некуда. И он проглотил в один приём рюмку водки, стараясь быстрее покончить с неловкой ситуацией. Ведро унесли, но простуда осталась. Ничего не помогало. «Надо просто выпить больше», – толково рассудил Алик. Тихонько подозвав того же официанта, он попросил ещё водки.
«Только ты не приноси мне в рюмке, друг мой. В бутылке и без ведра».
Не так просто найти в итальянских ресторанах бутылку водки. Сотни сортов вина, шампанского и граппы. Но с водкой всегда проблема. Пьют её в Италии редко, и если пьют, то совсем немного, рюмку после обеда. С трудом разыскали почти полную литровую бутылку «Северного сияния», которую принёс лично администратор ресторана, не поверивший официанту в реальность заказа. Вопреки просьбе Алика, водку подали опять в ведре. Вывезли это ведро на специальном столике с колёсиками. Немного смущаясь, Алик решил предложить выпить своим, единственным не говорящим по-русски соседям. Пока он решал, на каком языке выразить свою мысль, подошёл Пьер Карло и представил соседей по столу друг другу.
«Мои друзья, сеньора Паола из Милана и её муж из Бразилии Луиш, а это Алик и Даша, мои представители в Украине». — «Пьячере», – сказали все по очереди и улыбнулись. Говорить, в общем – то, было не о чем. Присели на свои места. «Паола», – обратился Алик к даме и вопросительно показал пальцем сначала на бутылку, а потом на бокал для вина, стоявший рядом с соседкой. Дама твёрдо отказалась. Пить одному не хотелось. И тут Луиш, посмотрев на Алика, ткнул большим пальцем правой руки себе в грудь и сказал: «Я».
Ну что тут неясного, хоть и коротко. И водка была разлита в две рюмки. Выпили. Алик разлил сразу же ещё по рюмкам. При этом для усиления лечебного эффекта, но больше для форса, насыпал в свою чайную ложку черного перца. « Будешь, Луи?» – по-русски спросил Алик. Бразилец поправил: «Я ест Луиш. Луи нэт» «А где он?” – пошутил Алик. Настроение возвращалось. В зал внесли пару дюжин тарелок с закрученными большой вилкой в маленькие цилиндрические колодцы разноцветные тальолини с белыми трюфелями, которые в Италии называются тартюфы. Аппетит усиливался пропорционально выпитому. Простудные микробы массово тонули в «Северном сиянии», как воины Ливонского ордена в Чудском озере. Алик торопился нагнать упущенное. Он съел порцию тартюфов свою, потом Дашину, потом положил себе в тарелку подоспевшую лазаньетту с говяжьим фаршем и овощным рагу и равиоли с флорентийским сыром. Всё это время бразилец рассказывал ему на английском языке невыносимые по драматизму истории своей семьи: «Сто лет назад в нашу страну из Украины были вывезены твёрдые сорта пшеницы!» – кричал бразилец, отчасти прикрытый крупным телом своей жены. И мой дед был одним из первых, кто инвестировал деньги в хлебный бизнес!», – ещё громче, из-за усиливавшегося общего шума за столом, выкрикнул Луиш.
Английский Алик понимал, но разговор поддерживал по-русски: «Ну, чего не пьём, Луи?»
«Я – Луиш! – упорствовал бразилец. «В условиях тропического климата, селекция…», – стараясь увидеть Алика поверх раскачивающейся, как шлюпка на волнах, груди миланской дамы говорил безостановочно Луиш, подробно перечисляя факты преимущества твёрдых сортов над мягкими. Алик выпил ещё рюмку.
«…Окончив престижный университет во Франции, – доносилось за грудью, — мой папа стал главным агрономом страны!»
«О! Луи! — Алик повернулся к неумолкающему бразильцу, — давай за родителей, и перевёл: «за пэрэнтс». Бразилец спорить не стал, и они выпили вместе, неловко чокаясь над головой миланской солистки. «Мне было передано дело! – едва поставив на стол рюмку, заорал знаток украинских злаков, – как старшему сыну».
«За детей, – незатейливо поддержал агрорассказ Алик. И добавил – «За чилдрен!». Они выпили по полному бокалу водки.
«Любимый, остановись!» – не очень ласково прошептала на ухо мужу Даша.
«Ты лубишь пить?» — спросил бразилец по-русски.
«Не очень», — искренне ответил Алик, но, понимая намёк, разлил по рюмкам остатки водки и предложил выпить за это. «Фор зыс», — уточнил он для бразильца, и они прикончили литровую бутылку «Северного сияния» в дружеском единении. Глаза обоих засветились заполярным блеском молекул азота. Маори такой блеск называют пылающими небесами.
«Ты лубишь петь?» – поменяв одну букву в вопросе, спросил бразилец.
«Да», — коротко ответил Алик, и Луиш немедленно запел. Как будто команду ждал. И жалостно так. «Наверно, народная», – подумал Алик. И, легко качнувшись, безвольно обронил голову на физически разделяющую и вместе с тем духовно объединившую друзей грудь. И уже там, в глубинах декольте допел с Луишем до самого конца невероятно грустную и очень-очень короткую песню на далёком и незнакомом ему португальском языке. У миланской соседки от этого двухголосия проступили слёзы умиления. Она вдруг встрепенулась и, стряхнув с себя Алика, позвала официанта.
«Принеси мне то же, что и ему», — указав вилкой на Алика, повелела молчавшая до этого Паола
Предчувствуя неладное, Пьер Карло подскочил к подвыпившей компании и взволнованно, желая предупредить непоправимое, пояснил: «Совершенно забыл сказать, Паола работает оперной певицей у себя в городе». Но было уже поздно. Официант разливал по бокалам вторую бутылку «Северного сияния», предусмотрительно докупленную несколько минут назад опытным администратором ресторана. «Она ж там солисткой в миланском театре …» Но фраза потеряла смысл, как пуля на излёте, никого не задев.
«Ну что ж», – Алик не растерялся и предложил выпить за «Верди».
«За Паолу», — слабо надеясь на взаимопонимание, поправил хозяин вечера.
«Ты, папа Карло, иди, делай Буратино, а мы… мы пока за «Аиду»
«За Аиду чин-чин», — громко и в унисон поддержали супруги, и все, стоя, дружно и торжественно выпили.
Причём, солистка успела выпить дважды. Косея на ходу, она спросила: «Ты петь лубишь?»
«Муж русскому учил», — догадался Алик. И услужливо вслух: «Отчего же, синьора, не спеть?»
4
Диалог переводил подоспевший переводчик-итальянец. Наклонив голову, сжимая ладони и дожёвывая сыр, он уже ненавидел участников переговоров, обсуждавших совместное пение. Во-первых, работать заставили, во-вторых, от еды отвлекли. Но самое главное, парень, имел вполне точное представление о том, чем в подобных ситуациях заканчиваются русско-итальянские песни.
«Кто нам подыграет?» — Паола задорно обвела пьяными глазами гостей, оживившихся к этому времени и явно желающих как-то разогнать скуку. Переводчик обрадовался возникшему молчанию. «Может ещё и обойдётся», — прошептал он.
Но Алик, закончивший два класса игры на фортепиано лет тридцать назад, галантно и скромно, проглатывая звуки, произнёс: «Позвольте мне быть вашим аккомпаниатором». Фраза далась тяжело.
«Не обошлось», — легко догадался опытный переводчик.
Тут подскочил «папа Карло» и из последних сил, умоляя не совершать поступки, за которые завтра будет стыдно, произнёс: «Алик, не делай этого, я тебе процент агентский увеличу… Ей же год до пенсии остался… Милан… Ла Скала … пусть уже там допоёт … оставь тётку в покое…»
Слова хозяина вечера утонули во всеобщем веселье. Луиш повёл всю толпу к пианино, что стояло на пол-этажа ниже.
Алик поднял крышку инструмента и, объявив «Мурка!», – твёрдо взял первые аккорды. Солистка Ла Скала слов этой песни не знала, музыку тоже, но лихо присоединилась к хору гостей, которые очень хорошо знали мелодию. А вскоре, Паола (профи всё же) пела, уже освоив и музыку, и слова. Народ восторженно подпевал. Луиш рассказывал переводчику про пшеницу, переводчик переводил ему « Мурку», Алик поддавал жару, и песня звучала всё громче. Три клавиши, одна черная и две белых, отскочили, пролетев шрапнелью над головами орущих участников хора. Это обстоятельство ничуть не повлияло на качество игры, но расстроило пианино и администратора ресторана, который через переводчика строго попросил обращаться с инструментом помягче.
«На нём еще Моцарт играл», – жалостливо добавил он.
«А кто это?» — спросила у него оперная дива. Не дождавшись пояснений, топнула ножкой сорок первого размера, и немного по-цыгански допела: «Маруся Климова, прости любимого…». Алик подпрыгнул в творческом запале на стуле и, выйдя с победой на ля-минорную коду, завершил своё великолепное выступление. Случайно подошедшие слушатели из другого зала и участники хора в восторге рукоплескали Паоле и Алику.
Всем было весело, и лишь Дашенька, совершенно расстроенная , без шубы, в одном легком платье, выбежала из ресторана и , приговаривая: «Как неловко всё вышло, как неловко и шумно!» – растаяла в февральской венецианской ночи.
5
Алик выбежал вслед Дашей через несколько минут. Он вскоре нашел жену на скамейке возле одного из мостиков, укрыл её шубкой, захваченной им из гардероба «Квадри», присел рядышком и извиняющимся тоном сказал: «Надо же было как-то побороть эту ужасную простуду». Даша укоризненно посмотрела на него и… громко чихнула.
«Может тебе немного «Северного сияния?» – осторожно спросил Алик жену.
И в эту самую секунду февральское небо взорвалось, рассеклось, раскололась пополам молнией, которая своими кривыми ветками мощного электронного заряда заполнила собой всё видимое космическое пространство, на несколько мгновений превращая ночь в день. И нестерпимо яркий свет выхватил из темноты фигуры двух прозябших молодых людей, обнимающих друг друга.
Ах, как всё же ветрено и сыро в Венеции во время карнавала…
Давид бен Мелех
Калифорния
Февраль 2018